"История моих кроссовок."

Я надеваю свои спортивные туфли – как правило, их называют кроссовками – и собираюсь идти на работу. Я не буду бегать в них кросс; не уверен даже, что хорошо представляю себе, что значит бегать кросс. Но эту обувь я ношу часто. Восемьдесят процентов обуви, разработанной для занятий легкой атлетикой, не используется в Соединенных Штатах для этой цели. Как высказался на этот счет помощник директора фирмы “Л. А. Гиэр”: “Если говорить об обуви для соревнований, вам нужны всего одна-две пары. Но если говорить о модной обуви, то речь идет о бесконечном количестве пар”. Согласно проводившимся опросам, женщины в США обычно имеют от 15 до 25 пар обуви, мужчины – от 6 до 10 пар. Американцы тратят вдвое больше на детскую спортивную обувь, чем на детские книжки.

Моя пара кроссовок весит примерно полкилограмма и состоит из десятков разнообразных, в основном синтетических материалов. Как и почти вся спортивная обувь, продающаяся в Соединенных Штатах, она произведена за рубежом неизвестной фирмой, лишь заключившей контракт с компанией, название и символика которой воспроизведены на обуви. Моя пара была собрана на принадлежащей корейцам фабрике в Танжеранге – индустриальном регионе поблизости от Джакарты, Индонезия. Однако все составные части изготовлялись в иных местах.

Обувная компания в Орегоне разработала высокотехнологичный проект кроссовок, включая перечень необходимых материалов, и переслала этот проект через спутник тайваньской фирме, занимающейся компьютерным дизайном. Фирма, в свою очередь, продала проект инженерам из Южной Кореи. В 1980-х Южная Корея была ведущим экспортером спортивной обуви, однако в результате демократических реформ, забастовок и развития экономики зарплата рабочих, занятых в обувной промышленности, за четыре предшествующих 1990-му года более чем удвоилась. Обувные компании переместились в регионы с более дешевой рабочей силой – Китай и Юго-Восточную Азию. В течение следующих трех лет количество людей, занятых в южнокорейской обувной промышленности, сократилось на три четверти; почти 400 000 корейцев потеряли работу.

Кожа

Мои кроссовки состоят из трех основных частей: верх с вытесненными на нем эмблемами, гасящая удар внутренняя часть подметки и рифленая внешняя подошва. Верх состоит примерно из 20 деталей. Большинство из них сделаны из коровьей кожи. Корову выращивают, забивают и разделывают в Техасе. Большая часть туши идет на пищу для людей и домашних животных. Шкуру обрабатывают солью и складывают в стопку из 750-ти точно таких же, после чего в шестиметровом контейнере перевозят товарным поездом из Амарилло в Лос-Анджелес. Оттуда на корабле она доставляется в Пусан, Южная Корея. Большая часть произведенных в Соединенных Штатах шкур выделывается за рубежом, где рабочая сила дешевле, а стандарты охраны окружающей среды ниже.

Дубление делает кожу мягкой и предохраняет ее от гниения. В течение многих столетий “дубление” означало вымачивание шкур в танинах, добываемых из коры и растительных экстрактов, сейчас же оно обычно представляет собой процесс из 20 стадий с участием вращающихся барабанов и растворов хрома, гидроокиси кальция и других сильнодействующих химических веществ. Дубление хромом (включая удаление шерсти, удаление избытка извести, пикелевание* , собственно дубление, повторное дубление, окрашивание и пропитку) можно произвести за день; дубление растительными веществами занимало до нескольких недель.

Рабочие в Пусане грузят продубленную кожу на самолет, направляющийся в Джакарту, в то время как удаленные волосы, мездра, обрезки кожи и отработанные химикаты сбрасываются в реку Нактонг. Большая часть водопроводной воды в Южной Корее непригодна для питья, поскольку загрязнена тяжелыми металлами и другими отходами тяжелой промышленности.

Синтетические материалы

Помимо кожи кроссовки состоят из синтетических веществ, получаемых на основе нефти. Внутренняя часть подметки изготовлена из специально разработанной пенистой этиленвинилацетатной пластмассы, представляющей собой сочетание нескольких веществ, каждое из которых обладает своими ценными качествами. Этилен делает смесь легко формующейся, винил придает ей упругость, а ацетат – прочность и жесткость. Один из наиболее важных “кирпичиков”, используемых при создании синтетических материалов, этилен – бесцветный, обладающий слабым сладковатым запахом и при этом токсичный газ. Его путем возгонки и крекинга получают из нефти, доставляемой танкером из Саудовской Аравии на корейский нефтеперерабатывающий завод.

Винилацетат получают также из этилена, который для этого нагревают с уксусной кислотой в присутствии палладиевого катализатора. Уксусную кислоту получают не из уксуса: ее синтезируют из природного газа и окиси углерода. Этилен и винилацетат смешивают с красителями, антиоксидантами и катализаторами, заливают в форму и прокаливают. В процессе последующей реакции возникают миллионы крошечных газовых пузырьков, образуя пену. Эта пена придает моим кроссовкам такой славный вид и предохраняет ногу от сотрясений при ударах о почву во время бега (причем рассчитана на вес, в два-три раза превышающий вес моего тела).

В каблуке находится единственный компонент кроссовок, произведенный в Соединенных Штатах: маленький полиуретановый мешочек янтарного цвета, заполненный не имеющим соперников на рынке сжатым газом секретного состава. Это не воздух, но, должно быть, “Джорданс – Сжатый газ” продавался бы не так ходко, как “Джорданс – Воздух” (“Эйр-Джорданс”).

Резина

Подметки кроссовок изготовлены из бутадиен-стирольной резины. Резину синтезировали из нефти, доставленной опять-таки из Саудовской Аравии, и местного бензола (получаемого из угля) на тайваньской фабрике. Фабрика получает электричество от одной из трех находящихся на острове ядерных электростанций. Хотя лесоводы в тропиках до сих пор выращивают природные каучуконосы, две трети производимой в мире резины – синтетические. Резину отливают в большие листы и пересылают по воздуху в Джакарту.

На обувной фабрике машины разрезают листы и отштамповывают из них рифленую подошву, которую я вижу с нижней стороны кроссовок. Часть резины выдавливается по краям формы, как избыток теста из вафельницы. По утверждениям фирмы “Найк”, эта выдавившаяся резина составляет основной объем твердых отходов, производимых обувными фабриками; обычно ее отправляли на свалки и в захоронения. Теперь же ее размалывают в порошок и вновь вводят в резиновое “тесто” для следующей “выпечки” подметок. “Найк” сообщает, что эта методика “доизмельчения” позволила им уменьшить отходы резины на 40 %, что составляет около 2,5 тыс. т сэкономленной резины в год.

Сборка

Фабрика в Танжеранге изготовляет обувь для фирм “Адидас”, “Найк” и “Рибок”. Мои кроссовки как раз от “Найка”, причем не очень-то отличаются от других – разве что эмблемой, да еще тем, кому именно из спортсменов платят за их рекламу.

Мощные машины с помощью давления и острых лезвий аккуратно вырезают из кожи и других материалов детали кроссовок. Вышивальная машина японского производства проворно наносит на боковые части эмблему корпорации.

Несмотря на огромную помощь, которую оказывает высокотехнологичное оборудование, сборка обуви все еще остается областью ручного труда. На сборочном конвейере несколько сот молодых яванок с именами наподобие Сурая или Юли разрезают, сшивают и склеивают детали верха и подметки, чтобы в результате получились кроссовки. В воздухе стоит запах краски и клея, а температура приближается к 38 °C. Как и большинство работниц, Сурая обута в дешевые резиновые сандалии без задника. Чтобы купить за семьдесят пять долларов пару кроссовок, изготовленных с ее участием, ей пришлось бы выложить больше своего месячного заработка. Она работает за принятую в Индонезии минимальную ставку – 650 рупий (около 23 центов) в час.

Под светом инфракрасных, словно на дискотеке, ламп, Сурая кистью наносит блестящий, переливающийся клей (созданный на основе растворителя) на нижнюю сторону внутренней, резиновой части подметки. В клей специально добавлены люминесцентные краски, чтобы в инфракрасном свете Сурая легко могла определить, достаточно ли ровно она нанесла его на всю поверхность подметки, чтобы обеспечить надежное соединение. Другие работницы присоединяют готовую подметку к верху кроссовок (пользуясь при этом как нетоксичными клеями на основе воды, так и токсичными – на растворителях), подравнивают их и наводят глянец, а под конец вдевают шнурки и вставляют стельку.

Дисциплина на фабрике строгая и порой несправедливая – управляют здесь бывшие военные из Кореи. Но Сурая знает, что бессмысленно жаловаться на маленькую зарплату или на противозаконную принудительную переработку. Ее легко заменить – в Индонезии огромные излишки дешевой рабочей силы – и протесты могут означать увольнение, а то и кое-что похуже. Индонезийские военные регулярно вмешиваются в трудовые споры, применяя допросы, угрозы и даже убийства.

Индонезийское правительство полагает, что даже два доллара в день – слишком высокая зарплата для рабочих, чтобы страна могла успешно конкурировать с еще более дешевыми поставщиками рабочей силы, такими как Индия и Вьетнам. Хотя пары растворителей часто вызывают у рабочих проблемы со здоровьем, в целом обувная фабрика мало загрязняет окружающую среду и требует немного энергии по сравнению с нефтеперерабатывающими, химическими, дубильными предприятиями, поставляющими для нее сырье.

Коробка для обуви

Я купил кроссовки набитыми легкой папиросной бумагой (на которую пошли деревья из тропических лесов Суматры) и упакованными в коробку. Коробка была изготовлена в штате Нью-Мексико, на целлюлозном комбинате с “замкнутым производственным циклом”, что означает, что он полностью перерабатывает свои отходы. Энергию комбинат добывает из отработанного пара с близлежащей электростанции. Все коробки для обуви фирмы “Найк” производятся именно на этом комбинате.

Коробка сделана из гофрированного картона, неотбеленного и на 100 % состоящего из переработанной макулатуры. На гофрированную коробку уходит на 10 % меньше целлюлозы, чем на обычную. Дизайн коробки заметно улучшился по сравнению со старыми вариантами: ее соединяют в одно целое не токсичный нефтехимический клей, а разрезы и клапаны; надписи на ней сделаны чернилами, не содержащими тяжелых металлов.

Стопки пустых коробок в сложенном виде доставили из Лос-Анджелеса на запад по Тихому океану; уже заполненные кроссовками, их отправили на восток в суперконтейнеровозе, способном одновременно перевозить 5000 шестиметровых контейнеров. На каждую из перевозок ушло по три недели. В 1995 году кроссовки составили третий по объемам перевозок груз, доставляемый в США из восточной Азии, уступив лишь игрушкам и деталям автомобилей.

Зашнуровывая сегодня кроссовки, я заметил, что одна из них чуть-чуть надорвана над большим пальцем. При такой скорости износа паре не продержаться и года. Это, конечно, подольше срока жизни одноразовых вещей, вроде ежедневной газеты, но все-таки, может быть, стоит поискать мою старую иглу и зашить дырку, пока она не разрослась. Может быть, стоит помочь моей обуви продержаться подольше, уменьшить нагрузку на Землю, да заодно уж и сэкономить 75 долларов.

В современных условиях, когда промышленность свободно распределяется по планете, любому отдельно взятому правительству, профсоюзу или группе активистов было бы весьма сложно заметно повлиять на политику корпорации. Если на нее слишком нажимать, корпорация может перебазироваться, или просто пригрозить, что сделает это. В конечном счете наибольшее влияние на образ действий таких рассеянных по разным местам корпораций оказывают только потребители, голосуя кошельками за более экологичные продукты.

Трудное дело

Международные обувные компании попеременно то утверждают, что приносят своим присутствием прямую выгоду азиатским рабочим, то – что они не могут существенно повлиять на обращение с рабочими в странах с репрессивными режимами или на фабриках, управляемых отдельными компаниями. Еще они могут настаивать, что их предприятия полностью выполняют предписания местных правительств – а это мало что означает. Как поясняет Рахман, двадцатилетний оператор пресса горячей штамповки с обувной фабрики в Джакарте: “Мы нуждаемся в защите от нашего правительства. Нам ни к чему иностранные компании, заявляющиеся в Индонезию лишь для того, чтобы использовать к своей выгоде наплевательское отношение президента Сухарто к правам человека”.