В Екатеринбург приехал чиновник из департамента экологии Сан-Франциско. Рассказывал нам о правилах, которые позволяют свести объемы городского мусора до ноля. А мы ему — о национальных способах обходить любые правила.
Муниципальный служащий Алекс Дмитриев руководит программой «Zero Waste» («Ноль отходов») в департаменте экологии Сан-Франциско. Его задача — оправдать название программы и до 2020 года сделать так, чтобы весь мусор, производимый мегаполисом, отправлялся не на свалку, а на переработку для вторичного использования.
По приглашению Генконсульства США Алекс колесит по городам Урала и рассказывает владельцам мусороперерабатывающих заводов и чиновникам, как работают с вторсырьем за океаном. Заглянул и к нам в редакцию.
В теории технология ликвидации отходов в Сан-Франциско работает так же, как ее представляют в Екатеринбурге: граждане раскладывают свой мусор по разным контейнерам (отдельно — органика, отдельно — пригодные для вторичного использования материалы), отходы вывозят, еще раз сортируют и отправляют утильную фракцию на вторсырье. Но это в теории. По факту результаты несопоставимы.
— Алекс, сколько мусора в Сан-Франциско отправляется на вторсырье?
— Достаточно много: 75–80%.
— В Екатеринбурге единственный мусоросортировочный комплекс отправляет на вторичную переработку всего 11% ТБО. Хотя система в теории похожа на вашу. Что мы делаем не так?
— Один из факторов, который помогает нам увеличить процент отправляемых на переработку отходов, — это углубленная и развитая система сбора пищевого мусора. Она включает все сектора: частные и многоквартирные дома, коммерческие организации. Пищевые отходы составляют не меньше 35% в общем потоке мусора.
Я не знаю, как в Екатеринбурге ведут кампанию по экологическому воспитанию жителей. Но это очень важно. Мы уделяем этому много времени и сил. В департаменте экологии Сан-Франциско целый отдел занимается только и исключительно работой с населением. Чем больше людей осознают необходимость раздельного сбора мусора, тем выше процент изъятого из отходов вторсырья. Зависимость здесь прямая.
— Как объяснить людям, что мусор надо раскладывать по отдельным контейнерам? Надо ведь дойти до каждого и найти правильный мотив.
— Здесь надо разделять жилые дома и бизнес. Если говорить о домохозяйствах, то наибольшее воздействие имеет образовательная работа на местах. Людям надо показывать и рассказывать, как они влияют на окружающую среду. Мы объясняем: сортировать мусор — это очень просто, но эффект от этого просто неоценим. Если говорить о бизнесе, то здесь один мотив — деньги. Компаниям должно быть выгодно сортировать отходы.
Теоретически система сбора, вывоза и сортировки мусора в Екатеринбурге вполне логична и дееспособна. Но на практике все выходит очень грустно: за год город производит порядка 600 тыс. тонн отходов, из них на сортировку попадает только 10,5 тыс. тонн. Остальное по-прежнему едет на свалку.
— Когда в Екатеринбурге запускали программу дуального сбора отходов, ее тоже сопровождали воззваниями о том, что природу надо беречь. Если не все, то многие у нас понимают: дальше расти городские свалки уже не могут. Тем не менее разноцветные контейнеры появились далеко не во всех дворах. Мне кажется, это связано, например, с тем, что вывоз отсортированного мусора — это банально дороже. И многие управляющие компании не видят в этом никакого смысла. Так что и в работе с населением вопрос денег очень важен.
— Да. Реальность такова, что раздельный вывоз — это дорого. Здесь важно так структурировать тарифную систему, чтобы это было не очевидно. И еще о том, что касается работы с населением: она должна быть невероятно активной. Чтобы система заработала, надо прийти буквально к каждому — постучать к нему в дверь.
К примеру, чтобы продвигать раздельный сбор мусора, жителям многоквартирных домов мы бесплатно раздаем мусорные ведерки для органики и специальные пакеты, которые разлагаются при компостировании. Приносим им литературу — подробные инструкции о том, что именно можно складывать в контейнеры для вторсырья, а что — в ведерко для органики.
— Но для того чтобы прийти домой к каждому, потребуется целая толпа муниципальных служащих.
— Да. Людей нужно много. У нас этим занимаются студенты. Они нарабатывают опыт работы с населением…
— А муниципалитет экономит фонд оплаты труда…
— Нет-нет. Мы им платим. Хотя, если бы они это делали бесплатно, было бы, конечно, здорово.
— Как я понял, на экологию в Сан-Франциско тратят существенную часть городского бюджета.
— Нет. Муниципалитет не тратит на эту программу ни единого цента.
— Откуда деньги?
— Все затраты заложены в тарифы для населения и бизнеса. За это платят производители мусора. В большей степени расходы ложатся на бизнес. Те деньги, которые они перечисляют, частично субсидируют тарифы для частных лиц.
— Почем мусор? Сколько, к примеру, за вывоз бытовых отходов платит житель многоквартирного дома?
— Про многоквартирный дом не скажу. Там все сложно: общий счет оплачивает владелец здания, и как он распределяет всю сумму по квартирам, я не знаю, это его дело. Но, к примеру, семья, проживающая в своем, отдельном доме, перечисляет ежемесячно 25 долларов. В эту сумму входит еженедельный вывоз трех контейнеров: один везут на свалку, второй — на вторичную переработку твердых бытовых отходов; третий, с органическим мусором, — на компостирование.
В Сан-Франциско система очень похожа на екатеринбургскую (если не учитывать нюансы типа трех контейнеров вместо двух). Но ее коэффициент полезного действия сильно выше — 75–80% отходов вместо свалки отправляются на вторсырье. Во всяком случае так утверждает Алекс Дмитриев.
— 25 баксов — это довольно много.
— Нет. Не много. Последний раз тарифы мы поднимали в 2010 году: с 23 долларов увеличили до 25. Но ни одной жалобы по этому поводу не было. Надо понимать, что Сан-Франциско — это один из самых дорогих городов США. 25 долларов в этом городе — смешная, незаметная сумма.
— Бизнес вовлечен в процесс сбора и переработки мусора? Частные компании этим занимаются, или отходы — это работа муниципалитета?
— Весь процесс — от вывоза мусора до продажи вторсырья — контролирует частная компания. Она получает абсолютно все деньги и весь поток бытовых отходов города. Большую часть утильной фракции она отправляет морем в Азию. И она финансирует наш департамент.
— Всего одна компания? Почему?
— Это очень длинная история. В 1932 году сбором и переработкой мусора в Сан-Франциско занимались 98 компаний. Но город сказал: нет, так не годится, это безумие, вас слишком много. И новые лицензии, дающие право заниматься бытовыми отходами, выдавать перестали. Был принят специальный закон, который четко прописал стандарты отрасли, установил единые тарифы. Годами шел процесс слияний и поглощений. Число компаний сокращалось. К шестидесятым годам осталось всего две компании, они контролировали все 98 лицензий. В конце концов выжила только одна.
— Но это ведь неправильно. Отсутствие конкуренции ведет к деградации рынка.
— Я согласен. Конкуренция — это хорошо. Особенно — для снижения цены. Но город так не считает. Чтобы у монополиста появился хоть один конкурент, надо менять законодательство. Вопрос необходимо выносить на всеобщее голосование. За последние годы были предприняты три попытки это сделать. Ничего не вышло. Подавляющее большинство — 75% населения — голосует за то, чтобы ничего не менять.
К тому же, когда на рынке работает всего одна компания, ее относительно просто контролировать. Наш департамент выстроил с ней нормальные отношения, кроме того, она зарабатывает очень хорошие деньги и боится их лишиться. В ее интересах работать так, чтобы мы, муниципальные служащие, были всем довольны.
— По вашей логике, в идеале с рынка вообще надо выгнать частную компанию и передать все ее функции городской власти. Так контроль будет еще жестче и проще. Верно ведь?
— Горадминистрация не сможет работать так же эффективно, как частная компания. В руках бизнеса сосредоточена вся инфраструктура. Чтобы забрать функции по сбору, вывозу, захоронению и сортировке мусора, муниципалитету потребуются огромные инвестиции. Таких денег в бюджете нет. Кроме того, власть не так эффективна, как бизнес. Если бы мы занимались отходами сами, тарифы были бы несравнимо выше.
«Компания, ответственная за вывоз и переработку всего мусора в Сан-Франциско, за год зарабатывает 260 миллионов долларов. Из них только 20 миллионов она делает на продаже вторсырья. Остальное — платежи граждан».
— В Екатеринбурге, к слову, основной объем работы с мусором контролирует именно муниципалитет: ему принадлежат все свалки, мусоросортировочной завод и самая крупная в городе компания, занимающаяся вывозом отходов. Вы считаете, что это неверная стратегия?
— Вовсе нет. В США очень много городов, которые сами занимаются вывозом мусора. И я не могу сказать, что у них это не выходит. Нормально. Справляются.
— Мусор — это хороший бизнес? Сколько компания зарабатывает на платежах жителей и на продаже вторсырья?
— Ее доход за год — 260 миллионов долларов. Из них только 20 миллионов компания делает на продаже вторсырья. Остальное — платежи граждан.
— Как вы контролируете процесс вывоза, сортировки и переработки отходов?
— Контроль за качеством сырья проходит на всех этапах. Начинается все с водителя мусоровоза, который обязан проследить за тем, чтобы как можно меньше стекла и пластика, к примеру, попало в органику. Иными словами, он должен убедиться, что мусор разложен по контейнерам правильно. Кроме того, сырье сортируют и на площадке компостирования: из органики лишние вкрапления убирают сначала автоматически, а потом — вручную…
— Я немного не о том. Как вы следите за тем, чтобы компания добросовестно выполняла свои обязанности? Я вам объясню на простом примере: в Екатеринбурге систему раздельного сбора отходов, к примеру, сильно дискредитируют конкретные исполнители на местах — водители мусоровозов. Есть случаи (и их много), когда на площадку с разноцветными контейнерами приезжает одна машина и на глазах у жильцов и утиль, и органику сваливает в одну кучу. Просто потому что им лень два раза ездить на одну помойку. Понятно, что после такого всякое желание сортировать мусор у граждан отпадает.
— У нас такого не было ни разу.
— Как так? Лень и халатность — явления международные. Я не верю в то, что у вас просто не существует безответственных мусорщиков.
— Наверное, у нас просто надзор лучше. И система построена иначе. Во-первых, одна машина не забирает все отходы. У них есть жесткая специализация: один мусоровоз загружает органику, другой — твердые отходы на переработку и на свалку. И у водителя нет мотива схалтурить, чтобы не ездить два раза. От того, что он свалит все в одну кучу, его трудозатраты только увеличатся: придется везти больше.
— Тем не менее вы за ними следите. Как? В каждый грузовик контролера не посадишь.
— Каждый грузовик оборудован радиочастотным чипом. Отдельный датчик следит, где и какой именно бак он поднял и выгрузил к себе в кузов. Если возникают какие-то сомнения, если поступают жалобы, мы можем поднять эти данные и проследить за работой любой машины. Кроме того, у нас есть наблюдатели, которые периодически ездят по районам работы мусоровозов и приглядывают за ними.
«Сан-Франциско — очень густонаселенный город. Свободных площадок, куда можно было бы незаметно свалить большие объемы отходов, там просто нет».
— Контролем занимается ваш департамент или сама компания?
— Сама компания.
— Вы ей настолько доверяете?
— Да. Это в ее интересах. Потому что департамент экологии решает, сколько денег она заработает. Она от нас зависит. Каждые пять лет мы смотрим на ее расходы и доходы. И на основе этих данных выставляем тариф. То есть от нас зависит, сколько она заработает в следующие пять лет.
Причем тариф включает в себя обязательную прибыль в 9%. Но в нем заложены еще 2%, которые организация получит только в том случае, если выполнит определенные требования, достигнет определенных показателей. Два процента от 260 миллионов долларов — 5,2 миллиона. Как вы понимаете, ради такой суммы стоит постараться.
— О каких показателях идет речь?
— Один из таких показателей, например, объем мусора, который компания вывозит на свалку, не пускает в утиль. Задача компании — максимально сократить этот объем. Но, к сожалению, последние два года она не может достичь установленных департаментом нормативов.
— Знаете, как эту задачу легко и просто выполнили бы перевозчики мусора в Екатеринбурге?
— Как?
— Они бы увезли мусор не на свалку, а в лес.
— Серьезно?
— Конечно. Особенно если речь идет о пяти миллионах долларов потенциальной прибыли.
— У нас такого нет. Наверное, потому что у нас нет леса. Сан-Франциско — очень густонаселенный город. Свободных площадок, куда можно было бы незаметно свалить большие объемы отходов, там просто нет.
— Зато у вас есть океан.
— Да. И в тридцатые годы туда активно сбрасывали мусор. Очень много мусора. Но делали это совершенно легально: для того чтобы создать искусственную сушу, расширить территорию города.
А по поводу вашего примера — я даже не знаю... Наверное, надо как-то ловить и наказывать. Отнимать лицензию, например.
Источник: 66.ru |
.gif)
