Андрей Шипелов, глава «РТ-Инвеста», строящего пять заводов по сжиганию мусора в Подмосковье и Казани, рассказал РБК о необходимости увеличить их число до 30 по всей России, полигоны закрыть, а захоронение отходов довести до нуля
В 2019 году в России началась мусорная реформа, которая предполагает, что все регионы должны принять территориальные схемы обращения с отходами, выбрать единого оператора по их вывозу, сортировке и переработке, а также запустить раздельный сбор мусора. Это сопровождается массовыми протестами жителей, которые выступают против захоронения и переработки московского мусора и других крупных городов. О первых результатах реформы, почему мусорные полигоны — это «биологический реактор», как бороться с «полигонной мафией» и не оставлять ни одного килограмма отходов, а также о «защите бизнеса от разрушения», которую обеспечивает «Ростех», в интервью РБК рассказал гендиректор и совладелец компании «РТ-Инвест» Андрей Шипелов.
«Мусорный бизнес абсолютно не богатый»
— Как вы оцениваете качество подготовки мусорной реформы?
— Законы [в области обращения с отходами] писались в 2016–2017 годах, и только в 2019 году мы начали жить по новым правилам. Законодательство несовершенно, требует настройки, а некоторые блоки — тщательного пересмотра.
Но базовые принципы, которые позволили запустить реформу на первые два-три года, существуют. Например, правильно возложена ответственность на регионы, распределены обязательства между операторами и органами власти. Хорошо сформированы федеральный проект комплексного обращения с отходами и публично-правовая компания (ППК) «Российский экологический оператор». На самом деле это не федеральный оператор, а «руки правительства». Юридическая форма ППК содержит возможность и регуляторной инициативы, и атрибуты коммерческого предприятия, которые позволяют делать сделки с участниками рынка, привлекать финансирование, отвечать за это финансирование, как государственное, так и по контракту с частными компаниями.
— Что, по вашему мнению, неправильно в мусорной реформе?
— Не сказать, что неправильно, скорее несвоевременно. Нет достаточного внимания к городам-миллионникам. Реформа затрагивает всех, но 80% отходов формируется в 170 городах. Все миллионники заслуживают отдельного внимания [в законах]. В отличие от более мелких городов там больше коммерческого сектора — ресторанов и магазинов, которые образуют значительный объем отходов. Там, где есть естественный конфликт между гражданами и коммерческим сектором, мы часто слышим жалобы жителей.
Ни один перспективный элемент мусорной реформы — к ним относятся сортировочные комплексы, комплексы по переработке отходов (КПО), раздельный сбор мусора, раздельное транспортирование, переработка в электроэнергию или во вторичные материальные ресурсы — сам по себе не работает эффективно. Эффективна только комплексная система, модель замкнутого цикла. Все элементы развиваются параллельно, но приоритет — это сокращение потребления. Такую культуру потребления нужно подращивать.
Второй элемент — это внедрение простого раздельного сбора, чтобы не вызвать отторжения. Когда говорят, что в каком-то месте 11 баков и это лучше, чем два бака (для смешанных отходов и вторсырья), как сейчас внедряется в Московской области и Москве, надо помнить, что десять лет назад еще не применялись специальные лазерные опознаватели, которые при помощи машинного обучения распознают любой сорт фракций, а дальше сепараторы позволяют их разделить. Из-за этого уже нет необходимости ставить 11 баков, достаточно двух. Они дают лишь на 2–5% меньше вторичных ресурсов.
— Какие положения реформы, по вашему мнению, необходимо пересмотреть?
— Ответственность мэров городов нужно усилить. Было бы правильно вменить мэрам крупных городов [обязанность] отвечать за то, что на их территории извлекается достаточное количество вторичных ресурсов. Их можно достать на сортировочной линии, которая находится в 100 км от города, но в этом случае процент извлечения будет кратно ниже, чем если бы ресурсы извлекались непосредственно около дома или домохозяйства. Конечно, есть сознательные и продвинутые в реформе мэры и сити-менеджеры, но их можно пересчитать на пальцах одной руки. Даже если что-то еще не внедрено на федеральном уровне и не урегулировано законодательством, мэр может это делать по собственной воле. Например, мэр Казани [Ильсур Метшин] сам принял решение о внедрении системы фандоматов для тары из-под напитков — стекло, пластик и алюминий.
Мы вложили в этот пилот порядка 40 млн руб. — помимо закупки фандоматов это разработка и внедрение софта, а также команда. Опираясь на пилот в Казани, можно будет разработать рекомендации для федеральной программы.
— Когда оператор по вывозу отходов «Спецтранс», подконтрольный «РТ-Инвесту», может начать внедрять фандоматы в Москве?
— У нас есть стандарт: все территории, где мы будем присутствовать, должны работать по одинаковому принципу — везде будем внедрять фандоматы и раздельный сбор, а также промышленную переработку вторичного сырья. Миссия нашей компании — это нулевое захоронение отходов, это отказ от полигонов.
«Спецтранс» уже расставил 1500 контейнеров для раздельного сбора. Это первый этап. На наш взгляд, фандоматы могут появиться в Москве, если дальше будет продолжаться мусорная реформа. Думаю, что тотальное формирование сетей фандоматов в России мы увидим в 2022 году.
— Насколько серьезны риски банкротства региональных операторов по обращению с отходами из-за неплатежей?
— Реформу никогда нельзя будет сделать без равноправного партнерства между бизнесом, населением и властью. Если случится перекос в одну из этих сторон, реформа окажется неуспешной. Государство понимает, сколько зарабатывает бизнес, и помогает ему решать проблемы. Если посмотреть вглубь, то мусорный бизнес абсолютно не богатый. Он стабильный, но доходы умеренные, кратно ниже, чем в других отраслях. Огромные затраты и финансовые нагрузки.
Население тоже должно понимать, что не все зависит от бизнеса. Первое, над чем нужно работать на территориях, — это доверие, а также просвещение в части осознанного потребления.
— Чего вы ждете от нового руководителя «Российского экологического оператора» (РЭО) Ильи Гудкова, которого назначил премьер Михаил Мишустин?
— Конструктивного диалога. Обязательно должно быть международное взаимодействие по технологическому и финансовому вектору. В РЭО должны через призму госменеджмента изучать мировую практику создания государственных программ поддержки отрасли.
— Видите ли вы РЭО, которому выделено 70 млрд руб. на поддержку проектов в области обращения с отходами, в качестве инвестора ваших проектов?
— Абсолютно точно большинство наших проектов невозможно будет сделать без активного участия РЭО. Это институт развития со своим капиталом, куда еще можно привлечь достаточно комфортно кредитное плечо. Если вести разумную работу в этом направлении, то РЭО может привлечь не 70 млрд руб., а все 200 млрд руб., а то и больше. Это уже очень серьезная сумма — сегодня вся выручка рынка составляет 250 млрд руб. Если правильно распорядиться этими деньгами, а они должны быть возвратными, то это существенный вклад в развитие индустрии. Их можно использовать как залоговую массу для операторов, как субсидирование процентных ставок или покупки технологий и их локализации.
«Московская область стала заложником огромного мусорообразования»
— Почему московский мусор вывозится в Подмосковье?
— Даже если вы качественно отобрали мусор, разделили на вторичные материальные ресурсы и перерабатываемые отходы внутри Москвы, вы не сможете в городе оставить неперерабатываемые фракции. Москва вынуждена из-за своего градоустройства иметь инфраструктуру по переработке отходов на других территориях. И возникает вопрос: куда везти эти отходы? Прежде всего в Московскую область, где такую инфраструктуру можно и целесообразно разместить и для Москвы, и для самой Московской области. Одно дело отвезти за 70 км от МКАД на завод по переработке пластмассы в Московской области, а другое дело — за 400 км. Издержки лягут либо на тариф для населения, либо на бюджет в виде налогов. Все равно за это платят люди [через налоги].
— В Подмосковье заморозили тарифы на вывоз мусора с 2020 года. Как это отразится на экономике вашего регионального оператора?
— Московская область стала заложником огромного мусорообразования, но эти отходы — это больше проблема не области, а Москвы. В итоге в Подмосковье один из самых высоких тарифов [на вывоз мусора], но он соразмерен той инфраструктуре, которую область построила. Это тотальный раздельный сбор и раздельные перевозки отходов, строительство комплексов переработки отходов (сортировка мусора, выделение вторичных ресурсов — органического мусора и вторсырья, которые затем перерабатываются. — РБК), которые сейчас стали расти как грибы после дождя. Там уже 500–600 тыс. т переработки.
Ровно такая же инфраструктура в Европе, как в Московской области, требует тарифа около 14 тыс. руб. на тонну. У нас тариф 5 тыс. руб. на тонну. С одной стороны, рублевые затраты более низкие, чем в Европе, и уровень доходов тоже ниже. Но это все (стоимость инфраструктуры. — РБК) перекладывается в себестоимость. Когда Московская область говорит, что не будет расти тариф, она руководствуется тем, что часть инфраструктуры будет субсидироваться публично-правовой компанией «Российский экологический оператор». К тому же президент Владимир Путин недавно заявил о необходимости введения РОП — расширенной ответственности производителя. Это значит, что нагрузка перекладывается [частично] c населения на промышленность и импортеров.
— Вы уже получаете недостающие деньги из других источников?
— Нет. Сейчас создана только первая линия инфраструктуры — баки, раздельный сбор, комплексы по переработке отходов (КПО). На горизонте пяти лет нас устраивает [нынешний] тариф. Чтобы перерабатывать больше, требуются дополнительные источники от государства.
— Среди мер поддержки проектов «РТ-Инвеста» по строительству мусоросжигательных заводов также субсидирование процентной ставки по кредитам и «зеленый» тариф, из-за которого вырастут расходы промышленности на электроэнергию.
— Да. Но наша цепочка в «РТ-Инвесте» гораздо шире [чем у конкурентов], — это раздельный сбор, раздельная перевозка на КПО, выделение вторичных материальных ресурсов и переработка оставшихся отходов в электроэнергию. В результате не остается ни одного килограмма отходов, это нулевое захоронение. После первого этапа реализации цепочки остается 50% отходов, их можно либо отвезти на полигон, либо переработать термическим способом. Этот блок (термическая переработка. — РБК) самый затратный.
У нас несколько субсидий и мер поддержки. Действительно, с 2017 года существует такая мера поддержки, как «зеленый» тариф, — возобновляемые источники энергии, договор о поставке мощностей на оптовый рынок электроэнергии. Это 67% выручки заводов по термической переработке. Это дает удорожание на первой ценовой зоне оптового рынка электроэнергии и мощности, которая распространяется только на промышленность, 0,1%. У кого из-за этого подорожает электроэнергия? У РЖД, у Московского метрополитена. Но [например] в метрополитене себестоимость одного билета увеличится на 3 коп.
Мы строим переработку, которая покроет 1/3 отходов Москвы и области. Это позволит закрыть подмосковные полигоны. До недавнего времени на этой территории было 35 полигонов, сейчас закрыли практически половину. Для того чтобы закрыть оставшиеся, надо ввести наши экологически безопасные заводы, которые сегодня строят по всему миру. Иной альтернативы борьбы со свалками пока не придумали.
— Почему нельзя строить такие заводы прямо в крупных городах, как в Токио?
— В Токио застройка кварталов прошла по принципу: есть квартал и там же есть завод [по переработке отходов], это было еще 20 лет назад. В России же крупные города уже построены [без таких заводов]. Может быть, через 20 лет там, где мы сегодня строим заводы, тоже будет плотная застройка.
— Готовы ли вы жить рядом с вашим заводом?
— Я готов жить на расстоянии 400–500 м [от завода]. Существуют жесткие санитарные нормы, которые регулирует Роспотребнадзор, они определяются по зонам рассеивания. Я буду очень рад, если мне выделят земельный участок для строительства следующего завода рядом с моим домом. Мне будет легче контролировать мой бизнес.
«Я самый главный противник полигонов»
— Вы сейчас строите пять заводов в Подмосковье и Казани. Какой их общий бюджет? Помимо кредитов от синдиката банков как они финансируются?
— С учетом инфраструктуры по сортировке и раздельному сбору отходов проект оценивается в 200 млрд руб. 20% мы финансируем из собственных средств, 80% — это синдикат банков — Газпромбанк и ВЭБ. Синдикат может предложить участие и другим банкам. Мы построим три завода в конце 2022 года. И все пять заводов у нас будут запущены в конце 2023 года.
— На ваших заводах будут сжигаться неотсортированные отходы?
— Нет. Все отходы по федеральному и региональному законам и нашему контракту мы обязаны отправить на сортировочный комплекс. Отсортировать там возможные 50%, и вот только остатки поедут на наши заводы термической переработки в энергию.
— После принятия закона о приравнивании сжигания отходов к утилизации насколько увеличится доля сжигаемого мусора в стране? Не получится ли, что все будет сжигаться, а раздельный сбор мусора уйдет на второй план?
— Нет. Речь идет об обязательном предварительном раздельном сборе для предприятий, которые будут производить энергию путем переработки остатков отходов. Нужно зафиксировать национальную цель в сокращении полигонных захоронений. Их точно должно быть меньше. Есть два основных способа, которые работают вместе на уменьшение их числа, — переработка вторичных материальных ресурсов и выделение энергоресурсов из неперерабатываемых отходов (хвостов). Если спросите меня, то я самый главный противник полигонов.
— Это понятно, вы же строите мусоросжигательные заводы.
— Я сначала стал плохо относиться к полигонам, а после этого начал строить заводы. Философия нашей команды — полигоны не должны существовать. Для этого есть все — технологии, возможности. Наша страна достаточно богатая, чтобы позволить себе не иметь полигонов в дальнейшем. Все-таки это биологический реактор, и вы все прекрасно понимаете, что там и крысы, и птицы, бактерии и прочее.
— Насколько может увеличиться сжигание отходов в России?
— Согласно новому европейскому законодательству, до 2030 года все страны, которые входят в Европейский союз, должны иметь захоронения не более 10% отходов. У нас в стране можно построить дополнительно [к пяти заводам, которые уже запланировал «РТ-Инвест»] 25 заводов до 2030 года с учетом возможной финансовой нагрузки на энергорынок. Таким образом, производить энергию из отходов будут 30 заводов. Это будут заводы в городах-миллионниках, аналогичных Казани, перерабатывающие около 500 тыс. т в год. Вместе с нашими заводами будет перерабатываться около 18 млн т отходов в электроэнергию. Но мы говорим именно об энергетической утилизации, мусоросжигательные заводы старого типа строить нельзя.
— В России ежегодно образуется 70 млн т отходов, то есть вы предлагаете перерабатывать в электроэнергию около 25%?
— Надо учитывать среднегодовой темп роста — отходы больших городов растут в среднем на 3–5%. Этот темп роста не снижался. Если снижается количество отходов, это говорит о том, что мы начинаем хуже жить, поэтому, дай Бог, чтобы он рос. Это не цинично, это качество жизни. Таким образом, 30 заводов будут перерабатывать 15–20% всех отходов в электроэнергию.
Если будет все правильно сделано, будут сознательные предприниматели, а правительство — последовательно регулировать эту отрасль, то к 2030 году порядка 40% отходов будет перерабатываться в ВМР (вторичные материальные ресурсы), еще 15-20% — в электроэнергию. Оставшиеся 40% — это все равно полигонные захоронения. Это то, к чему мы можем стремиться. Сегодня в среднем по стране перерабатывается лишь 3% отходов, а 97% — отправляется на полигоны.
— Из 25 дополнительных заводов сколько бы вы хотели построить сами?
— Скорее всего, строить будет консорциум российских компаний. Но правительство должно определиться со стратегией. Например, китайская компания SUS Environment, которая очень близка нам по структуре, строит 60 заводов на территории Китая. В Китае были созданы частно-государственные компании, в которых просто налили очень много государственных денег. Другие страны проводят конкурсы и отбирают условно десять компаний, которые строят не больше пяти заводов каждая. У каждой модели есть свои плюсы и минусы, мы, наверное, приверженцы первой модели (одна компания строит все заводы. — РБК). Потому что в нашем составе есть компания «Ростех», и нам нужно загружать российские заводы производством.
— Вы способны при поддержке государства построить все 30 заводов?
— Я вам привел пример китайской компании, они также начинали с пяти заводов.
«Я слышал, что все протесты против полигонов финансирует «РТ-Инвест»
— Не опасаетесь ли вы, что из-за протестов местных жителей придется отложить строительство заводов? Например, активисты из Казани утверждают, что ваш завод незаконно строится на землях сельхозназначения.
— На любой территории есть жители, которые действуют под разными мотивами. Кому-то не объяснили экологическую целесообразность строительства завода. Кто-то действует из других побуждений, делая себе политическую карьеру. В Московской области сокращается количество полигонов. Есть определенная категория бизнесменов, которые не хотят их терять. Конечно, они заинтересованы в том, чтобы остановить либо приостановить строительство заводов по сжиганию отходов, продлив жизнь своему «бизнесу», поэтому, конечно, они будут финансировать и стимулировать людей на протесты.
В Казани существует такой «суповой набор» всех этих мотивов. То же самое было в Подмосковье. Но сейчас там нет протестов, никто не перекрывает дороги. Часть нашей социальной программы — это обязательное налаживание отношений с местными жителями.
— Рассчитываете, что в Казани протесты тоже быстро закончатся?
— Конечно. В Казани основных активистов пять человек, я знаю их всех поименно. Одна из них — Вера Керпель, хорошая девушка с добрыми глазами, большая молодец, молодая мама. Мы всегда открыты для коммуникаций. Если жители требуют диалога с самым первым лицом, то я, как собственник и гендиректор, приеду и буду общаться. Где-то не хватает информации, где-то действительно существуют провокаторы, которые сидят на зарплате у «полигонной» мафии, с ними тоже надо работать.
— Не опасаетесь ли вы за себя и своих сотрудников, если у вас цель — сократить до нуля количество полигонов?
— Опасно иногда по городу ходить, когда сосульки висят на крышах. В любом бизнесе есть свои плюсы и минусы.
— Вы говорите, что открыты к диалогу, а почему тогда сотрудники Росгвардии разгоняют палаточные городки в Казани?
— В протестах в Казани, кроме мирных жителей, которых было немного, были и абсолютно криминальные проплаченные провокаторы. И тогда правоохранительные органы оперативно на это реагируют, привлекают сотрудников Росгвардии. Но Татарстан нельзя сравнивать с Шиесом [в Архангельской области]. Там полигон, а здесь, наоборот, строится инфраструктура для переработки и закрытия свалок.
— В отрасли бытует мнение, что «РТ-Инвест» и его акционер «Ростех» могли участвовать в организации протестов активистов в Шиесе, потому что там планируют построить новый полигон для московского мусора.
— Я слышал, что не только в Шиесе, что вообще все протесты против полигонов финансирует «РТ-Инвест». «Полигонная» мафия — очень обеспеченные люди, порой живущие не на территории Российской Федерации, имеющие миллиардные доходы. Они готовы нанять себе любых циничных политтехнологов, которые будут формировать любые истории про вред сжигания мусора. Когда мы говорим о необходимости закрытия полигонов, мы даем возможность формировать против нас мнения, что мы проплачиваем все эти протесты. Якобы это все оплачивает «РТ-Инвест», чтобы закрыли полигон, и они построили завод. Но это не мы [поддерживаем такие протесты].
— А как вы относитесь к таким протестам?
— С пониманием. Для меня абсолютно понятно, почему Шиес произошел. Ровно по этой причине мы никогда не шли в тупиковую ситуацию при общении с местными жителями. Все агломерации должны жить своими территориями, к территории московской агломерации относятся кроме Москвы и области, я думаю, Владимирская область и часть Тверской области. Надо в этих территориях жить и договариваться с людьми, выходить, убеждать, формировать мнение.
— Говорят, что принятие закона, который приравнял сжигание отходов к их утилизации, выгодно вам, но бьет по интересам «Хартии» Игоря Чайки.
— Существуют разные интересанты. Но все-таки «Хартия» и другие крупные игроки идут по другому пути. Каждый строит свою переработку, внедряет раздельный сбор отходов. Абсолютно точно таких крупных игроков я не причисляю к «полигонной» мафии. К ней относится исключительно тот серый бизнес, который всегда жил, эксплуатируя такие свалки, как «Кучино» и «Ядрово». Они как раз заинтересованы, чтобы все такие компании, как «Хартия», «Эколайн» и мы, друг с другом поругались. Но я считаю их не конкурентами, а партнерами по развитию отрасли.
«Если бы не запас финансовой прочности, мы давно были бы уже банкротами»
— Какая у вас собираемость платежей за вывоз отходов в Московской области и Казани?
— В первый месяц собираемость в Московской области была ужасная. На сегодняшнем этапе собирается порядка 87%. Когда мы семь лет назад пришли в Татарстан, у нас собираемость была 85–87%, сейчас она выросла до 95%. Мы скорее чемпионы, чем среднестатистический регоператор, потому что мы очень близки к информационным технологиям. До того момента, как мы стали региональным оператором, мы создали в Татарстане продвинутый ИT-продукт, который тут же применили в Московской области, — это контроль вывоза отходов, платежей, выставление счетов, администрирование, call-центры.
У нас высокий уровень сбора [платежей], но дебиторская задолженность сегодня почти 3 млрд руб., а вся выручка в Московском регионе — 11 млрд руб. Если бы мы не имели запас финансовой прочности, то давно были бы уже банкротами. С такой дебиторкой другой бизнесмен уже давно положил бы зубы на полку.
— Из-за чего такая большая дебиторская задолженность?
— Первые три месяца была низкая оплата с населения, 50% от плана. Социальный сектор и бюджетники мало платят, там [собираемость] на уровне 20%. Мы все это понимали и в финансовой модели этот риск закладывали.
— Как вам кажется, консолидация мусорного рынка в Москве и других регионах продолжится? Например, акционеры «Эколайна» недавно купили еще одного крупного московского оператора «МКМ-Логистика».
— На территории всей Европы порядка 80 мусорных операторов. Десять крупных операторов, и там сейчас есть очень активно растущие игроки с капиталом из Китая, вместе они занимают около 40–50% рынка. Эта модель сформировалась естественным путем. Я думаю, что в России будет до пяти крупных игроков, которые путем слияния и поглощения или экономического роста займут до 50% рынка, и будет еще два-три десятка более мелких игроков.
— «РТ-Инвест» заинтересован в покупке конкурентов?
— Нет. На сегодняшний день у нас вектор в технологию, в глубину переработки. Это план на ближайшие три года.
— «Дочка» «РТ-Инвеста» «РТ-Инвест Транспортные системы» занимается эксплуатацией системы «Платон» на базе ГЛОНАСС, которая уже установлена на 2 млн грузовых автомобилей. Что доходнее — работать с отходами или эксплуатировать эту систему?
— И тот и другой бизнес с низкой нормой рентабельности, которую регулирует государство через тарифы. У «Платона» есть четко установленный платеж, больше система зарабатывать не может. То же самое и в отходах. В наших инвестиционных контрактах посчитаны все затраты и определена норма прибыли — 12%, которую мы можем зарабатывать. Преимущество проектов в области обращения с отходами и «Платона» в том, что они очень долгие и гарантированные — и отходы, и «Платон» делаются по принципу частно-государственного партнерства, где государство гарантирует долгосрочные доходы.
В «Платон» мы вложили чуть более 30 млрд руб., и мы их еще не окупили. «Платону» уже пять лет. Основные вложения мы окупим только через 2,5 года. Точно так же и с инфраструктурой в части отходов — финансовая модель посчитана так, что первые свои доходы мы получим через семь лет после того, как построим все объекты.
— Насколько плотно у вас взаимодействие с «Ростехом» и его гендиректором Сергеем Чемезовым?
— В компании «РТ-Инвест» у «Ростеха» 25,01%, у нас очень жесткое корпоративное соглашение. Философия создания «РТ-Инвеста» — это неиспользование финансовых капиталов «Ростеха». Но при этом поддержка «Ростеха» позволяет нам активно развиваться, иметь какие-то зоны комфорта. Это защита бизнеса от разрушения и других рисков, с которыми сталкиваются технологические предприниматели.
Когда был конкурс на установку системы «Платон», большинство экспертов говорили, что в России нет таких технологий и такую систему создать нельзя. Мы взяли на себя смелость, нам поверил Сергей Викторович Чемезов. Он, по сути, взял на себя риск, потому что, если бы не получилась компания «Платон» по тем параметрам, которые мы заявили, конечно, все политические и финансовые риски взяла бы на себя корпорация «Ростех». Мы сделали «Платон» со стопроцентной локализацией технологии.
— «Ростех» помогает решать проблемы с местными властями?
— Когда мы работаем на территории, где у «Ростеха» много предприятий, например в Татарстане (КамАЗ, «Вертолеты России» и много других холдингов), я думаю, что это помогает. Когда все знают, что это «Ростех» или компания с участием «Ростеха» и его глава лично гарантирует [выполнение обязательств], конечно, это помогает строить «РТ-Инвест», повышает доверие инвесторов и населения.
Поскольку «Ростех» — это промышленная компания, его интересует не только коммерческая прибыль, но и выпуск гражданской продукции, а все наши проекты — это сплошная гражданская продукция. Современные заводы термической переработки в энергию без «Ростеха» построить нельзя. Мы взяли на себя повышенные обязательства по локализации производства — 50%. Но сегодня уже 70% продукции локализовано, то есть из 200 млрд руб. инвестиций 70% останутся в стране. Таким образом, «Ростех» может загружать всю отрасль промышленности.
Источник: rbc.ru |
.gif)
