Мы узнали про Александра Митюгина в областном комитете природы. Это был первый предприниматель, который взялся за решение экологической проблемы за счет собственных средств, создав предприятие по переработке ртутных ламп. В это дело он вложил 11 миллионов тогда еще неденоминированных собственных рублей. И только на 14 % строительство полигона было профинансировано из экофонда города Братска (чуть больше полутора миллионов).
Почему именно в Братске решили построить такой полигон? Братск и так задыхается от промышленных гигантов: Братский лесопромышленный комплекс, Братский алюминиевый, включающий в себя несколько заводов, Братская ГЭС.
С 1993 года этот город объявлен Зоной экологического бедствия. Принята специальная федеральная программа. В результате штрафы с многочисленных братских предприятий, которые должны идти в областной экофонд, остаются в городе для финансирования проектов, улучшающих экологическую обстановку. Вот и пришла идея построить полигон для демеркуризации ртутных ламп, который обслуживал бы весь регион.
С точки зрения экологии, лучше было бы таких полигонов иметь в области не один, а, скажем, три. Чтобы не приходилось возить за тысячу километров опасные отходы, содержащие ртуть. И контроль за ними должен быть особый — предприятие должно отвечать всем требованиям экологической безопасности.
Однако с экономической точки зрения, чтобы быть рентабельным, ртутьсодержащие отходы в области пока может перерабатывать один полигон. Главное — создать эффективную систему сбора. И стоит ли плодить много таких предприятий, если на сей момент даже один существующий полигон загружен совсем не на полную мощность?
“Лучше или хуже”, “стоит или нет” — это вопросы, которые нельзя сбрасывать со счетов, если мы хотим жить по принципам устойчивого развития и оставить своим потомкам живую Землю. Но сегодняшняя реальность такова, что за Уралом больше нет подобных полигонов. И мы, жители, Иркутской области, находимся в несколько лучшем положении, потому как среди нас оказались люди, которые озабочены тем, чтобы избавить нас от опасных ртутьсодержащих отходов. Были попытки установить демеркуризационную установку в Улан-Удэ. Но, как видно, даже деньги и наличие оборудования не всегда определяют успех дела. Митюгин — один из немногих, кто старается довести это дело до логического конца.
Сейчас завод по переработке ртутных ламп частенько простаивает, как это ни странно, из-за отсутствия отходов. По мощности своей он способен перерабатывать 3 тысячи ламп в день (1 млн 200-300 тыс. в год). Работают десятидневками и на каждый запуск нужно не менее 30 тысяч ламп. Иначе работа будет неэффективной. Но за два месяца удается накапливать 7-8 тысяч ламп, это на два-три дня работы. Простаивает оборудование, Митюгин терпит убытки, потому что недействующую установку все равно приходится обслуживать, а значит, платить людям зарплату, каждый день увозить смену на работу.
На полигоне ртуть извлекают из ламп и собирают ее в капсулы в специально оборудованном боксе. У многих возникают опасения — не опасно ли в одном месте собирать такое количество токсичного вещества? Полигон оборудован по всем правилам, и это подтверждено лицензией Госкомприроды, которая дает право заниматься подобной деятельностью. Ртуть относится к классу опасных отходов, однако при отсутствии специальных полигонов ртутьсодержащие предметы обычно увозят на городскую свалку и вместе с другими отходами просто хоронят в земле. Даже одна капля ртути способна, испаряясь, отравить немалый объем воздуха. А сколько этих капель выливается на землю, попадает в воду, когда нет систематизированного сбора!
Для интереса полюбопытствуйте, куда идут отслужившие срок люминесцентные лампы из здания, в котором вы работаете или учитесь. А сломанные термометры... Представляете, сколько градусников ломается ежедневно во всех больницах и поликлиниках? В лучшем случае все это собирают и хранят “до лучших времен”, чаще всего в неприспособленных условиях. В худшем — просто выбрасывают на мусорку, оттуда увозят на свалку.
Бедность многих государственных учреждений, особенно школ, больниц и других бюджетных организаций, не позволяет им платить деньги за утилизацию отходов. За одну принятую на демеркуризацию лампу Митюгин берет 3 рубля 19 копеек (хотя самая минимальная цена по России — 4.50), но и на это денег, как правило, не хватает. Некоторые городские и районные администрации выделяют целевое финансирование, чтобы школы, детские сады, больницы могли сдать лампы.
Сейчас Митюгин нашел компаньонов в Иркутске и Ангарске, они выходят на организации, помогают собирать лампы и другие отходы. Но это только Иркутск, Ангарск и Братск, пусть даже не в полном объеме. А Тайшет, Зима, Черемхово, Тулун и еще десятки, сотни других городков и поселков?
Случается и такое: приезжает Митюгин в другой город договариваться о сборе ртутных ламп. Приходит к какому-нибудь городскому чиновнику или контролеру природы устанавливать связи. Пытается объяснить, заинтересовать. А тот сидит с пустыми глазами: “Мужик, мне платят зарплату, а лампы нужны тебе, ты и собирай”. Нужна система, рычаги, понимание проблемы.
Хотя Митюгину в этом смысле все-таки повезло, его поддерживает Ковалев, председатель Братского территориального комитета по охране окружающей среды. На ковалевском объекте — строительстве здания для теркома — Митюгин шлифовал одну из своих многочисленных профессий: был начальником строительного участка. Тут и заметил Валерий Алексеевич его самостоятельность, предложил заняться полигоном для демеркуризации. Митюгин действительно оказался человеком упорным, даже настырным. Его предшественники, взявшись за дело, быстро сошли с дистанции — не довели дело до конца. А он нашел в Краснодарском крае на конверсионном предприятии демеркуризационную установку, усовершенствовал ее, приспособил к местным климатическим условиям. Но и это еще не все — пришлось даже отвоевывать полигон в 14 километрах от Братска, где раньше проводились стрельбища. После сокращения воинских частей полигон стали потихоньку разворовывать, хотя по решению городской администрации Братский терком получил его в свою собственность. Но прежние хозяева, да и другие любители поживиться чужим, увозили стеновые панели, выкапывали из земли даже бетонный фундамент. Однажды прижали митюгинскую машину бронетранспортером к обочине дороги, “посоветовали” не появляться здесь больше. Но, несмотря на угрозы, Митюгин территорию отстоял, не слабым оказался.
Когда мы спросили Митюгина, какая основная трудность в его работе, он ответил — чиновники.
Нам пришлось быть свидетелями разговора с мэром Братского района, встречи с которым Саша добивался чуть ли не год. А здесь, узнав, что приехали телевизионщики и что-то снимают про Митюгина, государственный муж решил быстренько исправить положение и принять его.
Этот эпизод может стать хорошей иллюстрацией того, как зачастую решают дела наши власти. Внешне заинтересованный вид, бодрый монолог, обещание сотрудничать, помочь в решении проблемы, а потом — ничего, никаких действий и порой даже слов.
Мы все, наверное, грешим пустыми обещаниями, несдержанным словом (“...и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим”). Но когда это становится системой, образом жизни, характером работы... Нечасто приходится встречать в кабинетах людей, отвечающих за свои слова делами. Они в основном решают дела между собой. А те, кто приходит извне, обречены быть неуслышанными (даже если их выслушают с умным выражением лица).
Для Митюгина и ему подобных они — самое главное препятствие в деле, самый токсичный отход, который невозможно переработать. На борьбу с ними уходит много сил, времени, ума. Они коварны, изощренны, хорошо объединены, потому что понимают интересы друг друга буквально с полуслова. И они неистребимы, так как подбирают себе подобных.
Как говорит Митюгин, с “братками” — и то легче. Они живут хоть по каким-то законам. Были попытки взять ЧП “Митюгин” под “крышу”, предлагали переписать предприятие на своих людей. Отказался: “Взять они с меня все равно ничего не могут, кроме ртути. Поговорили, разошлись, они меня не трогают, я — их”.
Еще три года назад Александр Митюгин имел весьма смутные представления о ртути, как и многие из нас. Сейчас не только до тонкости изучил весь процесс производства и трансформации этого металла, но и четко представляет, какие предприятия в области имеют ртутные технологии, сколько и каких отходов они производят. Он умеет не только добывать, но и анализировать информацию, выстраивать свою тактику и стратегию.
Столкнувшись с отходами, он рассматривает их теперь как техногенные месторождения. Ищет технологии, накапливает сведения. Почти уже создал еще одно предприятие по переработке отходов алюминиевого завода и ТЭЦ г. Братска и получению из них жидкого стекла (как говорят, высокопрочного строительного материала, аналогов которого пока нет нигде в мире) для изготовления огнеупоров, утеплителей, кислотоупорных и щелочностойких конструкций, железобетонных изделий.
Многие встречают Митюгина как фантазера, но за ним дела, которые имеют свои результаты.
Ему, конечно, не хватает научной подкованности и он не всегда может правильно оценить экологический аспект — опасно это или безопасно для окружающей среды. Но зачастую этого не могут целые академические институты с профессорами и докторами наук, которые всю жизнь занимаются исследованиями. А Митюгин практик, он активист, человек, который действует. И не столько для собственного благополучия (в конечном итоге это не так важно и интересно), сколько в интересах дела для всего общества полезного. Это, наверное, и есть тот след на Земле, который каждому хотелось бы оставить.
Источник: журнал "Волна" |